Александр Невский
 

Нашествие Тохтамыша

Весь эпизод с поединком перед сражением носит легендарный характер. Сам поединок изображен с суровым лаконизмом. На вызов богатура, наверное, могли откликнуться многие, да не каждый мог быть удостоен великой чести представлять все русское войско.

Поединок длился несколько секунд, но память о нем живет вот уже шестьсот лет и будет жить, покуда жив хотя бы один русский человек.

Летописи скупы, «Сказание о Мамаевом побоище» дошло до нас в поздних списках, было ли оно единственным литературным памятником этой эпохи — мы не знаем. Лишь по счастливой случайности дошли до нас сквозь пожары и вражеские нашествия работы Андрея Рублева, выразившего в искусстве возрождение народа. «Троица» Андрея Рублева и «Сикстинская мадонна» Рафаэля — явления одного порядка. «Троица» родилась на суровом Севере, вырвавшемся из ордынской мглы, «Сикстинская мадонна» засверкала под ласковым южным небом столетие спустя!

В ночь с 7 на 8 сентября Дон переходил во главе московского войска великий князь владимирский и московский, к исходу дня 8 сентября трубил победу на костях врагов государь всея Руси. То, к чему вели Северо-Восточную Русь Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский, Иван Калита, свершилось, хотя это и никак не было в тот час отмечено каким-либо юридическим актом. Мы говорим не о правовой стороне свершившегося, а о его морально-нравственном значении, и, конечно же, значении политическом. С Куликовской победы, через многие тяжкие препятствия началось неуклонное восхождение Москвы, собирательницы русских земель, столицы Русского государства.

Куликовская победа создала в Восточной Европе качественно новую политическую ситуацию, при которой искусственно сдерживавшиеся объединительные процессы получили простор для своего развития.

Сейчас же явились и признаки возросшего личного влияния Дмитрия Ивановича и возрастающего значения Москвы.

Еще при жизни митрополита Алексея в церковных делах на Руси наметилась смута. Ольгерд не хотел примириться с тем, что митрополиты избирали местом пребывания Москву. Он слал послов в Константинополь с жалобами на Алексея, что тот «прямит» московскому князю, и просил особого митрополита в Киев с властью на Смоленск, на Тверь, на Новосиль, на Нижний Новгород. Цель ясна: расколоть митрополию и тем ослабить московский княжеский дом.

В Константинополе нашлись сторонники Ольгерда, и был поставлен митрополитом Киприан, по происхождению болгарин. Киприан направлялся в Москву. По повелению Дмитрия Ивановича незваного гостя встретили под Любутском, сняли насильственно с него святые одежды и отправили восвояси.

В эту игру не преминула вступить ордынская дипломатия. Именно в это время Мамай готовил нашествие на Северо-Восточную Русь и искал союза сначала с Ольгердом, а после его смерти с князем Ягайлом. В Орде понимали, что митрополит из числа русских святителей встанет на сторону Дмитрия Ивановича и укрепит его позиции перед решающим столкновением. Когда умер митрополит Алексей, Дмитрий Иванович созвал епископов и попытался на епископском сборе без Константинополя поставить митрополитом своего духовника Митяя. Епископы не захотели ставить своей властью митрополита, Митяю пришлось отправиться в дальний путь в Константинополь.

А путь — через Орду, а в Орде — Мамай. Мамай встретил Митяя милостиво, ненадолго придержал и отпустил в Константинополь, но до Константинополя Митяй не дошел, умер в пути, как в свое время Александр Невский.

Теперь, после Куликовской битвы, изменилась позиция Дмитрия Ивановича по отношению к Киприану, изменилась и позиция Киприана.

Перед Дмитрием Донским в новой обстановке встали укрупненные задачи, теперь он начал разработку идеи консолидации всех русских сил вокруг Великого Владимирского княжения, а стало быть, и вокруг Москвы. Речь теперь шла не только о Северо-Восточной Руси, но и о распространении влияния на Тверь, Нижний Новгород, Новгород Великий и на некоторые русские земли, входившие в состав Литовско-Русского княжества.

Киприан, хотя и был оскорблен Дмитрием Ивановичем, а обласкан литовским княжеским домом, сумел взглянуть объективно на исторический процесс и понял, что консолидация русских земель выше княжеского соперничества, а поскольку ему были в равной степени безразличны Вильно и Москва, он пошел к тому, за кем была сила.

В 1381 году Киприан прибыл в Москву и был встречен с должным почетом. Приезд в Москву стал началом его деятельности по созданию общерусской митрополии, которая должна была объединить всех исповедовавших греческую веру в Северо-Восточной Руси, в Литовско-Русском княжестве и на юго-западных русских землях. Его деятельность поддержала и константинопольская патриархия, ибо как раз в это время активизировалось наступление католичества на Литовско-Русское княжество, в Галиции и на Волыни.

Не замедлили и перемены во взаимоотношениях с рядом княжений. В 1381 году состоялся акт докончания, заключенного между Москвой и Рязанью, санкционированный Киприаном. Согласно этому акту Олег рязанский в качестве «младшего брата» Дмитрия Донского должен был следовать московской политике и в рамках Великого Владимирского княжения, и в международных вопросах, в частности в своих отношениях с Литовско-Русским княжеством. Он расторгал союзные отношения с Ягайлом, но Олегу была оставлена возможность восстановить добрососедские отношения с Литвой, если бы ее возглавил другой князь, ибо в Литовско-Русском княжестве начались перемены, вызванные Куликовской победой и новым курсом Дмитрия Донского и Киприана.

Можно говорить и о наступившем в 1381 году сближении Москвы с Великим Новгородом. В 1379—1380 годах наместником в Новгороде сидел литовский князь Юрий Наримантович, в 1381 году его уже не было в Новгороде.

Наметилось к этому времени сближение Москвы и с некоторыми феодальными группировками и в самом Литовско-Русском княжестве. Вполне вероятно, что не без поддержки из Москвы развернулось успешное выступление Кейстута против Ягайла. Кейстут сменил его на великокняжеском столе. Сейчас же начались и другие перемещения на литовско-русских землях. В мае — июне 1382 года Кейстут начал военные действия в Северщине, оттесняя оттуда Дмитрия Ольгердовича, тогда по каким-то причинам потянувшегося к союзу с Ордой. Источники сохранили сведения о специальном антиордынском договоре между Дмитрием Донским и Кейстутом.

Сближение между Кейстутом и Дмитрием Донским, а стало быть, создание общерусского антиордынского фронта подтверждает и острая реакция в Орде на события в Литве и в Северо-Восточной Руси.

В 1381 году Тохтамыш дал ярлык на великое княжение Ягайлу. Но ни Кейстут, ни его сторонники не прореагировали на это вмешательство.

Не исключено, что весь 1381 год Тохтамыш искал политических контактов с Орденом и организовал совместное с ним выступление против Кейстута в поддержку Ягайла. Перед столь грозным союзом Кейстут вынужден был отказаться от вооруженной борьбы. Он пошел на примирение с Ягайлом, понадеявшись на миролюбивые заверения Ягайла и Ордена, но был жестоко обманут. Его схватили, заточили в тюрьму и казнили.

Поставив Ягайло противовесом Москве, Тохтамыш решился на вторжение в пределы Северо-Восточной Руси, чтобы сорвать планы Дмитрия Донского и Киприана по созданию общерусского антиордынского фронта.

Не ощущая в себе силы начать вторжение так, как это делали Батый и Мамай, Тохтамыш напал на Русь крадучись. Он приказал ограбить и перебить на Волге булгарских и русских купцов, перебил в Орде русских священников и монахов, дабы никто не мог предупредить московского князя о готовящемся вторжении. Тохтамыш рассчитывал лишь на внезапность. Дождавшись, когда Ягайло укрепится в Вильно, помчался на Русь изгоном.

Здесь следует обратить внимание на одно обстоятельство в жизни княжеских домов различного родового происхождения. Как мы видели, межкняжеское соперничество и вражду непрерывно на протяжении многих десятилетий разжигала и усугубляла Орда своей политикой «разделяй и властвуй». В иных случаях завязывались очень тугие узлы этой вражды, замешена она была и на крови. Дмитрием Ивановичем в преддверии Куликовской битвы была проведена огромная работа по объединению разрозненных сил Северо-Восточной Руси. В предкуликовский период вражда между некоторыми княжескими домами была притушена, Куликовская победа ее придавила авторитетом победителя, но приход к власти Тохтамыша, нового властителя Орды, оживил у некоторых угасшие надежды на перемены правящей династии на владимирском столе. И нашлись изменники, вспомнились прежние счеты. Измена пришла из самого близкого дома, из суздальского. Братья великой княгини Евдокии, Василий и Семен, памятуя о коротком времени, когда их отец имел ярлык на Великое Владимирское княжение, решили, что пришел их час. Когда они получили известие, что на Москву идет изгоном вся Орда, они поскакали к Тохтамышу, едва догнав его на бродах через Оку под Серпуховом.

Есть предположение, что у Дмитрия Ивановича из-за потерь на Куликовом поле не случилось под рукой войска для отпора Тохтамышу. Не из-за потерь не мог Дмитрий Иванович встретить в поле Тохтамыша, не было у него времени на сбор городовых полков.

Тохтамыша он не испугался. Защиту Москвы поручил митрополиту Киприану и сыну Андрея Ольгердовича князю Остею, оставил в Кремле княгиню Евдокию и поехал в Переяславль собирать переяславские, суздальские, белоозерские полки. Князь Владимир Андреевич поспешил собирать войска в Волок-Ламский. Оставляя жену и митрополита в городе, не был ли Дмитрий Иванович уверен, что Москва устоит перед Тохтамышем?

По не установленным до сих пор причинам в Москве начался мятеж, из города побежали «лучшие люди». Горожане никого не выпускали из Москвы. Митрополит Киприан все же выбрался из города и увез княгиню.

23 августа к городу подступили передовые ордынские отряды. Посады были сожжены перед их приходом. 24 августа Москву обложили главные силы. Тохтамыш разбил на берегу Москвы-реки шатер. Пошли на приступ. Со стен Кремля по ордынцам палили из «тюфяков», сиречь из пушек каменным и железным дробом, лили на них горящую смолу, кипяток, били стрелами. Приступ был отбит. С Фроловских ворот суконщик Адам пустил стрелу из самострела и убил одного из приближенных Тохтамыша. Стрелки из самострелов наносили значительный урон осаждающим.

Три дня безуспешно бросались ордынцы на стены и наконец прибегли к обычному для них коварному приему. Тохтамыш послал к воротам нижегородских князей Василия и Семена, сыновей Дмитрия суздальского. Они кричали осажденным, что Тохтамыш не имеет зла на горожан и на русских людей, а пришел наказать только князя Дмитрия. Если город откроет ворота, хан посмотрит город и уведет войска. Василий и Семен целовали крест, что хан сдержит свое слово.

Эта ордынская повадка очень хорошо известна. Вспомним: еще на Калке берендеи целовали крест Мстиславу киевскому, что его отпустят с миром, а кончилось поголовным истреблением всей киевской дружины. Князь Остей вышел на переговоры в сопровождении духовенства.

Остея схватили и убили, духовных «ободрали», в открытые ворота ворвались ордынцы. Началась страшная резня. Никого не оставили в живых.

Овладев Москвой, Тохтамыш распустил отряды по волостям. Ограбил Юрьев, Звенигород, Можайск, Боровск, Рузу, Дмитров. Под Волоком-Ламским его отряды натолкнулись на войско, которое успел собрать Владимир Андреевич. Ордынцы были изрублены в короткой сече. Узнав об этом, Тохтамыш собрал рассеянные отряды и помчался прочь так же скоро, как и явился. Не пожелал испытывать судьбу в открытой битве ни с Владимиром Андреевичем, ни тем более с Дмитрием Ивановичем, который двинул свое войско из Костромы к Москве.

Так кончился поход Тохтамыша на Московскую Русь в 1382 году. Вместе с тем завершился и весьма важный этап политической жизни восточноевропейских государств.

Церковь Федора Стратилата на Ручью. Новгород 1360—1361 годы

Орде снова удалось предотвратить чрезмерное усиление одного из государств Восточной Европы — Московского, вступившего после Куликовской битвы на путь тесного сотрудничества с западнорусскими феодалами Литовско-Русского княжества, удалось не допустить наметившегося сближения Литовской Руси Кейстута с Залесской Русью Дмитрия Донского. Были, таким образом, вновь созданы условия для восстановления необходимого Орде равновесия между Москвой и Вильно.

Весьма характерно, что, добившись ослабления Северо-Восточной Руси в ходе кампании 1382 года, ордынские политики очень скоро не только прекратили нападки на Москву, но и стали оказывать ей политическую поддержку. Когда тверской князь Михаил с сыном Александром попытались выхлопотать в Орде ярлык на великое княжение, им было отказано. В политическом фокусе ордынских дипломатов оказался не кто иной, как сам московский князь Дмитрий Донской.

Важные сдвиги произошли тогда и в жизни русской церкви. Сначала Дмитрий Донской пытался восстановить дружбу с Киприаном, уехавшим из Москвы в Тверь. Однако он наткнулся, с одной стороны, на нежелание Киприана возвращаться тогда в Москву, а с другой — на решительное осуждение Ордой плана возобновления сотрудничества московского князя с этим митрополитом, тесно связанным с западной церковью и с Литовской Русью вообще. На роль нового руководителя русской церковью был выдвинут митрополит Пимен, «избранный» на этот пост в Царьграде еще в 1379 году.

Новгородские хоромы

Но почти одновременно с Пименом ход политической жизни Северо-Восточной Руси выдвинул еще одного претендента на роль руководителя русской церкви — суздальского архиепископа Дионисия, который после смерти нижегородского князя Дмитрия Константиновича (январь 1383 года) перешел на службу московскому правящему дому и в этом новом качестве был направлен в Царьград как еще один претендент на управление всей русской церковью. Содействуя продвижению Дионисия, Дмитрий Донской, видимо, рассчитывал на то, что в его лице он будет иметь более весомого соперника Киприану, чем тогдашний митрополит Пимен.

Итак, Москва и Вильно снова оказались противопоставленными друг другу, снова тенденция сохранения равновесия между ними оказалась во многом определяющей ход политических событий в этой части Европейского континента. Хотя Тохтамыш вручил ярлык на Великое Владимирское княжение самому «крамольному» князю Дмитрию Донскому в конце 1382 года, хотя он же направил князю Ягайлу ярлык на русские земли еще в 1381 году, тем не менее ордынская дипломатия не ограничивалась этими приемами взаимоослабления двух великих княжений; дело в том, что она не только поддерживала широкие политические амбиции как Дмитрия, так и Ягайла, увеличивая тем самым накал их соперничества, но одновременно подогревала сепаратистские настроения удельных князей внутри этих двух великих княжений.

Прежде всего из-под влияния Москвы в 1383 году был выведен Великий Новгород, куда сразу был направлен представитель Литовско-Русского княжества — Патрикей Наримантович, продержавшийся там несколько лет (1383—1386). Натянутыми оказались и отношения Москвы с Рязанью, Нижним Новгородом, Тверью. Для того чтобы укрепить свои позиции в Сарае, Дмитрий Донской оказался вынужденным в апреле 1383 года направить в Орду чуть ли не в качестве заложника старшего сына Василия.

Интерьер церкви Федора Стратилата на Ручью. Новгород

Не менее сложным было положение и Ягайла в системе «полуавтономных» княжеств Литовско-Русского государства. Он вынужден был считаться с сепаратистскими настроениями киевского князя Владимира Ольгердовича, волынского князя Любарта, сыновей Нариманта, Кориата, которые находились в тесных контактах с Ордой (эти контакты выражались даже в совместной ордыно-русской чеканке монет). Кроме того, Ягайло оказался перед фактом противоборства с сыном Кейстута — князем Витовтом, который находился в орденском плену и рассматривался Орденом как орудие сдерживания главы Литовско-Русского государства. По соглашению в Дубиссах (октябрь 1382 года) Ягайло должен был пойти на территориальные уступки Ордену.

Таким образом Ягайло как бы оказывался между двух огней: с одной стороны, требования повиновения Ордену, с другой стороны, активизация сепаратистских настроений южнорусских феодалов, получавших поддержку как литовско-русских династов, так и ордынской дипломатии. Если при Гедимине и Ольгерде крестоносцы и ордынская дипломатия действовали, как мы помним, обособленно и даже вступали в соревнование друг с другом, то теперь Орден и ордынские правители все чаще находили общий язык: в частности, поддержанный Орденом князь Витовт был весьма популярной политической фигурой в юго-западных русских землях как продолжатель политической линии своего отца Кейстута (возможно, благодаря помощи Орды).

Над главой Литовско-Русского государства Ягайлом, таким образом, сгущались тучи. Однако выход все же был им найден. Стремясь избавиться от опеки Ордена, Ягайло попытался ослабить позиции Витовта как тогдашнего союзника крестоносцев и добился этой цели, как это ни парадоксально, путем перехвата той политической программы, олицетворением которой раньше был Кейстут, а теперь стал Виговт, его сын. Так, в течение зимы 1382/83 года Ягайло сблизился с полоцким князем Андреем Ольгердовичем, в прошлом его врагом и союзником Дмитрия Донского. Андрей Ольгердович был оставлен в Полоцке на несколько лет, а прежний обладатель Полоцка «из ягайловой руки» — князь Скиргайло — был переброшен в Троки. Перемена отношения Ягайла к полоцкому князю Андрею была предвестником еще более значительных сдвигов в политике главы Литовско-Русского государства. В поисках партнеров на международной арене Ягайло обратил свои взоры на Дмитрия Донского, который в тот период, как мы помним, также нуждался в политически сильных союзниках.

Так в международной жизни Восточной Европы 1383—1384 годов снова создавались условия для сближения Москвы и Вильно. Между Дмитрием Донским и Владимиром Андреевичем, с одной стороны, и князьями Ягайло, Скиргайло и Корибутом — с другой, было заключено особое, едва ли не союзное соглашение.

Схематический план местности, занятой Кремлем и Великим посадом

Опись архива Посольского приказа 1626 года прямо говорит о существовании документа, который до недавнего времени не привлекал специального внимания исследователей: «Докончальную грамоту великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Володимира Ондреевича с великим князем Ягайлом и з братьею его, и со князем Скиргайлом, и со князем Корибутом, как они докончали и целовали крест великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Володимиру Ондреевичу и их детям лета 6882 (1384) года».

Значение этого договора не приходится недооценивать. Он явно ломал тот порядок отношений, который пытались навязывать восточноевропейским странам Ордынская держава и Орден. Этот договор устанавливал новый порядок отношений, который выражал устойчивую тенденцию консолидации значительной части русских земель, тенденцию углубления сотрудничества Московской Руси с Русью Литовской в борьбе с общими врагами на международной арене, устойчивую потому, что он возрождал тот антиордынский фронт феодальных сил Восточной Европы, который был создан в 1380—1382 годах при содействии Дмитрия Донского, Киприана, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, князя Кейстута и который неоднократно возрождался позднее.

Московско-литовский договор 1384 года интересен еще и тем, что он был заключен на базе признания жизненности общерусской программы, на основе фиксации ведущей роли в осуществлении этой программы Дмитрия Донского. Не случайно именно литовско-русские князья «докончали и целовали крест великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Ондреевичу и их детям». Не случайно и то, что в особом соглашении, которое было заключено между Дмитрием Донским и вдовой Ольгерда — тверской княгиней Ульяной по поводу предполагавшейся женитьбы ее сына Ягайла на дочери московского князя, подчеркивалось: «Великому князю Дмитрию Ивановичу дочь свою за него (Ягайло. — Авт.) дати, а ему, великому князю Ягайле, быти в их воле и креститися в православную веру и христианство свое объявити во все люди».

Вполне понятно поэтому, что крестоносцы и ордынские правители пытались сделать все, чтобы не допустить торжества указанной тенденции в политическом развитии Восточной Европы, чтобы ликвидировать намечавшийся союз между двумя великими княжениями.

В этих условиях Орда усилила свой финансовый, политический и военный нажим и на Северо-Восточную Русь, и на Великое княжество Литовское. Политика Орды получила отражение на ходе событий в Новгороде в 1384 году.

Наметившееся усиление Москвы привело к тому, что позиции литовского князя-наместника на берегах Волхова Патрикея Наримантовича оказались подорванными. Его выселили из Новгорода, но не в Литву, а в Русу и Ладогу, что, видимо, было обусловлено стремлением Дмитрия Донского не обострять отношений с союзным ему тогда литовским князем Ягайлом. Однако нежелание московского князя конфликтовать с правителями Литвы привело, видимо, к тому, что Тохтамыш обложил необычно высокой данью территории Великого Владимирского княжения и Новгорода, что вскоре привело к ухудшению отношений Москвы не только с Новгородом, но и с литовским князем Патрикеем Наримантовичем, а затем и с великим князем Ягайлом.

В этом же направлении действовал и Орден. Крестоносцы решили заменить тактику сталкивания ведущих князей Литовско-Русского княжества их примирением. Так, видимо, следует понимать содействие бегству из орденского плена князя Витовта к его двоюродному брату князю Ягайлу, что произошло в августе 1384 года. Объединение сил Витовта и Ягайла содействовало усилению Литовско-Русского княжества, а следовательно, создало условия для возобновления соперничества между Москвой и Вильно.

Таким образом, Орден и Ордынская держава многое сделали для того, чтобы расшатать формировавшийся союз Московской Руси с Русью Литовской, для того, чтобы возродить противоборство между ними, однако еще больше для этого сделали дальновидные малопольские феодалы, которые в октябре 1384 года посадили на польский престол юную Ядвигу, а в январе 1385 года уже вели скрытые переговоры с Литвой о выдаче замуж этой королевы-невесты за литовско-русского князя Ягайла, о принятии Литвой католичества под эгидой Польши и, наконец, о предоставлении самому Ягайлу польской короны.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика