Александр Невский
 

Глава IV. Куликовская битва

Трудно назвать какое-либо другое событие отечественной истории, о котором написано больше, чем о Куликовской битве 1380 г. «Мамаеву побоищу» посвящены много научно-популярных работ1, обширные разделы в обобщающих трудах гражданских2 и военных историков3, специальные статьи4, целые главы в специальных монографических исследованиях по эпохе образования Российского государства5. Между тем немало вопросов, связанных с Куликовской битвой, еще не нашло однозначного решения даже в исторической литературе последних лет. Мы уже указывали на серьезные разногласия историков по вопросу о численности русского войска на Куликовом поле. Недостаточно ясными представляются и хронология похода, и его маршрут, и время перехода русского войска через Дон, и даже количество русских полков, пришедших на поле битвы (пять или шесть?).

Академик М.Н. Тихомиров объяснял такое положение особенностями источниковедческой базы. Он писал: «В истории русского народа "Донское побоище", как его называли современники, было великим событием. Сражение на Дону сделалось символом непобедимого стремления русского народа к независимости, и ни одна русская победа над иноземными врагами вплоть до Бородинского сражения 1812 г. не послужила темой для такого количества прозаических и поэтических произведений, как Куликовская битва. Первоначальные краткие рассказы... позже обросли поэтическими вымыслами и литературными украшениями, и за их цветистой внешностью не всегда легко увидеть истину, даже представить себе с полной ясностью настоящий ход событий, связанных с битвой 1380 г.»6

Представляется полезным дать общий очерк Куликовской битвы 1380 г. в том виде, в котором эти события оказалось возможным воссоздать при нынешнем состоянии разработанности вопроса.

Великий князь Дмитрий Иванович, непрерывно получая вести о медленном движении Мамая, перенес срок сбора русских полков в Коломне: обстановка позволяла хорошо подготовиться к отражению врага. По словам летописца, он «повелел всему воинству своему быть на Коломне на успенье», т. е. 15 августа. Здесь собирались военные силы соседних городов и земель, а остальное войско, прежде всего из северных и восточных городов, стягивалось к Москве.

«Многие люди приспешили», «сошлись многие от всех стран на Москву» — записано в летописях. По приказу великого князя в Москву пришли князья белозерские, и было «вельми доспешно и конно войско их»; князья кемский, каргопольский, андомские, ярославские, ростовский, серпейский, устюжские и другие. Это была, несомненно, общерусская мобилизация, и автор «Задонщины» Софоний Рязанец именно так и оценивал сбор полков в Москве: «На Москве кони ржут, звенит слава по всей земле Русской. Трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпухове, стоят стяги у Дона великого на берегу... Тогда как орлы слетелись со всей северной страны. Это не орлы слетелись, съехались все князья русские к великому князю Дмитрию Ивановичу...»7.

Утром 20 августа русское войско по трем дорогам выступило из Москвы. Летописец добавляет: «того ради не пошли одною дорогою, что невозможно было им вместиться». Для обороны столицы был оставлен с войском воевода Ф.А. Кошка, а также великокняжеская семья.

24 августа великокняжеский «двор» подошел к Коломне. Князья и воеводы, уже находившиеся с полками под Коломной, встретили Дмитрия Ивановича на р. Северке. На следующее утро на «Девиче поле» был произведен смотр всего войска. «От начала мира не бывала такова сила русских князей!» — восклицает летописец. Тогда же Дмитрий Иванович «каждому полку воеводу поставил». Источники сохранили имена русских воевод, которые повели полки к Дону навстречу Мамаю. Это Иван Родионович Квашня, Михаил Бренк, Микула Васильевич, Тимофей Волуевич, Иван Родионович, Андрей Серкизович, Федор Грунка, Лев Морозов и другие; многие из них погибли на «Мамаевом побоище», защищая родную землю.

Всего, по свидетельствам летописцев, в войске Дмитрия Ивановича было 23 князя, не считая многочисленных воевод. Вот список русских городов, откуда пришли рати на «Девиче поле» под Коломной: Псков, Брянск, Таруса, Кашин, Смоленск, Новосиль, Ростов, Стародуб, Ярославль, Оболенск, Молога, Кострома, Елец, Городец-Мещерский, Муром, Кемь, Каргополь, Андом, Устюг, Коломна, Владимир, Юрьев, Белоозеро, Переяславль-Залесский, Дмитров, Можайск, Серпухов, Звенигород, Боровск, Углич, Суздаль. Некоторые летописцы сообщали о прибытии военных отрядов из Великого Новгорода и Твери, но историки высказывали сомнения в достоверности этих известий. Кроме того, в походе принимали участие рати украинцев и белорусов. Известно, что на службу к Дмитрию Ивановичу пришел с Волыни воевода Боброк, а один из литовских князей «Олгердовичей» — Андрей — привел полоцкую рать. По подсчетам академика М.Н. Тихомирова, мобилизация для борьбы с Мамаем охватила от двух третей до половины всех возможных военных сил Руси. Это было объединенное общерусское войско, вооруженные силы складывавшейся великорусской (русской) народности. Войско являлось однородным по национальному составу, что обеспечивало внутреннее единство и высокие боевые качества (важное преимущество перед разноязычным и разноплеменным воинством Мамая).

Общерусский характер войска подтверждается анализом его социального состава. Кроме княжеских и боярских дружин, под знаменами Дмитрия Ивановича собрались многочисленные городские и крестьянские рати. Летописцы подчеркивали, что великий князь собирал «всех людей», на битву вышла «вся сила русская», «сыны крестьянские от мала до велика». Особенно много «черных людей» было среди «пешцев». По свидетельству летописцев, к Дмитрию Ивановичу «пришло много пешего воинства, многие люди и купцы со всех земель и градов». Перечисляя героев битвы, автор «Сказания о Мамаевом побоище» упоминал и Юрка Сапожника, и Васюка Сухоборца, и Сеньку Быкова, и других «воев», уменьшительные имена и прозвища которых не вызывают сомнений в их простонародном происхождении.

Войско великого князя Дмитрия Ивановича перед Куликовской битвой было общерусским по территориальному охвату мобилизацией и общенародным по составу: объединяло все социальные слои Руси. И в этом единении для решения великой национальной задачи — свержения ненавистного чужеземного ига — был залог будущей победы. На Куликовом поле победил русский народ, и величие Дмитрия Донского как полководца и государственного деятеля в первую очередь проявилось в том, что он сумел правильно понять и возглавить общенародное патриотическое движение.

По прямой от Коломны до Куликова поля было примерно 150 километров. Но великий князь Дмитрий Иванович выбрал другой путь, более длинный, но более выгодный. Он двинулся из Коломны на запад вдоль Оки к устью Лопасни. Видимо, при выборе пути русские военачальники учитывали и политические, и стратегические соображения.

Прямой путь на юг проходил по территории Рязанского княжества, а в Москве были получены сведения о «единачестве» Олега Рязанского и Мамая. Если это соответствовало действительности, то в Рязанском княжестве великокняжеские полки ждали бои и осады укрепленных городов, что привело бы к ненужным потерям. Если же рязанский князь еще не решил окончательно перейти на сторону Мамая, то вторжение московского войска он мог воспринять как враждебный шаг, как повод для открытого разрыва. Входить в пределы Рязанского княжества было неразумно.

Соображения стратегии диктовали прежде всего необходимость разъединить силы Мамая и его союзника, великого литовского князя Ягайло. Форсируя Оку возле Лопасни, Дмитрий Иванович как бы вклинивался между Мамаем, медленно приближавшимся со стороны Дона, и литовским войском, которое ожидалось со стороны р. Угры. Смелый бросок русского войска на юг разъединял основных противников, давал возможность разгромить их поодиночке. Дмитрий Иванович так и поступил.

После 60-километрового перехода от Коломны до Лопасни русские полки остановились лагерем, чтобы дождаться прихода из Москвы пешей рати. Вскоре сюда пришли «все вои остаточные» во главе с московским тысяцким Тимофеем Васильевичем Вельяминовым. Снова были «пересчитаны» и «устроены» полки. Однако «пешцев» в русском войске все еще было мало, и Дмитрий Иванович поручил тысяцкому собирать допонительные рати и самостоятельно вести их к Дону. По словам летописца, «была ему печаль, что мало пешей рати, и оставил у Лопасни великого своего воеводу Тимофея Васильевича тысяцкого, когда придут пешие рати или конные, чтобы проводил их».

В конце августа русские полки «начали возитися за Оку». Первым «перебродился с двором своим» князь Владимир Андреевич Серпуховский-Боровский, двоюродный брат великого князя, за ним — остальные полки. Обстановка была очень сложной. С запада на помощь Мамаю спешила литовская рать. Она уже подходила к Одоеву, от которого до Куликова поля было немногим больше 100 километров, а русским предстояло преодолеть не менее 125 километров под угрозой флангового удара. Нужно было спешить, и русское войско быстро пошло на юг.

Таких решительных действий не ожидали ни Ягайло, ни Олег Рязанский, ни сам Мамай. Дмитрий Иванович опередил всех своих противников, навязал им свою стратегическую инициативу. Враждебная Москве коалиция фактически распалась. По словам автора «Слова о Мамаевом побоище», «услышал князь Олег рязанский, что князь великий собрал большое войско и идет навстречу безбожному царю Мамаю... и начал Олег рязанский остерегаться, переходить с места на место со своими единомысленниками, говоря: "Если бы нам было возможно послать весть о таком деле к (князю. — В.К.) литовскому, как он об этом думает, да нет у нас пути..."».

«Пути» у рязанского князя действительно не было: русские полки вклинились между Рязанью и Одоевым, где остановился Ягайло. И рязанский князь решил: «Ныне я так думаю, кому из них господь поможет, к тому и присоединюсь!». А Ягайло «пришел к граду Одоеву и услышал, что великий князь собрал многое множество воинов, всю Русь... и пошел к Дону... и убоялся Ягайло, и остался там, и не двинулся далее». Правда, спустя некоторое время Ягайло все-таки пробовал соединиться с Мамаем, но было уже поздно: к началу Куликовской битвы он не поспел. Всего 30—40 километров отделяли литовцев от Куликова поля, но эти немногие километры так и остались непройденными.

Еще с Оки великий князь Дмитрий Иванович «отпустил третью стражу избранных удальцов, чтобы встретились с татарскими сторожевыми в степи: Семена Мелика, да Игнатия Кренева, да Фому Тынину, да Петра Горского, да Карпа Олексина, Петрушу Чуракова и иных бывалых людей 90 человек»; Семену Мелику было приказано «своими очами увидеться» с ордынскими полками.

4—5 сентября русские полки пришли «на место, называемое Березуй, за тридцать три версты от Дона». Тульский историк профессор В.Н. Ашурков, много писавший о Куликовской битве, связывает летописный Березуй с селом Березово Веневского района Тульской области, что стоит на Епифанской дороге. В истории похода 1380 г. с Березуем связано многое. Сюда пришли на помощь Дмитрию Ивановичу литовские князья Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский. Здесь великий князь получил от своих сторожевых точные сведения о стане Мамая: «царь на Кузьмине гати стоит, но не спешит, ожидает Ягайло литовского и Олега рязанского», но все же «после трех дней будет он на Дону». За три оставшиеся дня русское войско должно было дойти до Дона, выбрать удобное место и приготовиться к сражению.

Осторожно, непрерывно «вести переимая» от сторожевых отрядов, русские полки двигались к Дону. Утром 6 сентября они остановились на донском берегу, неподалеку от устья Непрядвы. В.Н. Ашурков предполагает, что русский стан был разбит у впадения в Дон р. Себенки, близ современного села Себино. Только здесь основное войско, наконец, догнала «пешая рать» — тысяцкий Тимофей Вельяминов выполнил поручение великого князя и вовремя подоспел с пехотой. Своевременное соединение на берегу Дона «пешей рати» и остальных полков — большой успех русских воевод. Весь поход от Коломны до Дона протяженностью около 200 верст русские полки прошли за 11 дней (включая стоянки у Лопасни и на Березуе).

На берегу Дона великий князь Дмитрий получил «прямые вести» о наступлении Мамая. По словам летописца, «6 сентября прибежали семь сторожей в шесть часов дня, Семен Мелик с дружиною своею». За ним гналось много ордынцев, «мало его не догнали, столкнулись с полками нашими и возвратились вспять и сказали царю Мамаю, что русские, ополчившись, стоят у Дона... множество людей. И повелел (Мамай. — В.К.) своим воинам вооружаться».

Главные силы Мамая, по свидетельству летописца, находились всего в 8—9 километрах от устья Непрядвы, «на Гуснице на броде стоят». Утром следующего дня ордынцы уже могли быть на Куликовом поле. Противники сблизились вплотную.

В придонской деревне Чернова собрался военный совет. Летописцы, уделившие этому совету очень много внимания, выдвигали в качестве инициатора похода за Дон и самого великого князя, и коллективно «князей и воевод великих», и литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, и воеводу Дмитрия Боброка-Волынца. Думаю, спор об «авторстве» наступательной тактики, к которому позднее присоединились и историки, не является принципиальным. Ясно, что решительные действия отражали настроения всего русского войска и, больше того, естественно вытекали из общего плана войны. Решительный поход навстречу Мамаю преследовал цель его разгрома, что можно было сделать только в прямом бою, в полевом сражении. Пассивно стоять на берегу Дона, прикрывшись от противника широкой и полноводной рекой, было бессмысленно и опасно. Инициатива в таком случае отдавалась Мамаю, литовский князь Ягайло получал время для соединения с ордынцами. Наконец, впереди, за Доном, было самое удобное место для сражения с Мамаем. Великий князь Дмитрий Иванович, как считают военные историки, специально двигался к Куликову полю, и переправа через Дон была просто одним из этапов этого целенаправленного движения.

Русские воеводы хорошо знали особенности военной тактики степняков. Ордынцы обычно начинали бой атаками конных лучников, которые связывали боем строй противника, а тем временем главные силы ордынской конницы совершали опасные обходные маневры, наноси«ли удары с флангов и тыла. Особенности Куликова поля мешали Мамаю использовать сильные стороны ордынской конницы. Поле было с трех сторон ограждено реками: с запада и северо-запада — Непрядвой, с севера — самим Доном, с востока и северо-востока — р. Рыхоткой. Мамай имел возможность наступать только с юга, со стороны Красного холма, отлогой возвышенности посередине Куликова поля.

Само Куликово поле имело ширину примерно 8 километров, однако его ровная низинная часть, собственно поле боя, была значительно уже. В восточной части поля протекала р. Смолка, впадавшая в Дон, а за ней на возвышенности находилась Зеленая Дубрава; большие массы конницы здесь пройти не могли. С западной стороны Куликово поле ограничивали притоки Непрядвы — Верхний, Средний и Нижний Дубяки, тоже с лесистыми, глубокими долинами. Ширина удобного для боя места не превышала 4—5 километров, и русские полки могли прикрыть его сплошным глубоким строем. Сами условия местности вынуждали Мамая предпринимать фронтальное наступление, которого ордынцы не любили и в котором были слабее русских полков.

О времени переправы через Дон летописцы сообщали противоречивые сведения; нет единого мнения и в исторической литературе. Историки называли и 6 сентября, и 7 сентября, и ночь с 7 на 8 сентября, и даже утро непосредственно перед битвой. Наиболее вероятным представляется, что 6 сентября через Дон переправились только сторожевые отряды, которые потом вернулись к войску с «прямыми вестями» о неприятеле. Переправа же главных сил могла начаться утром 7 сентября. Только в этом случае полки успевали переправиться и изготовиться к сражению, которое, как известно, началось утром 8 сентября. К тому же, по свидетельству летописцев, утром был сильный туман. В тумане войско в 150 тысяч человек не успело бы занять свое место в боевом строю. В «Сказании о Мамаевом побоище» содержится прямое указание на то, что воеводы начали расставлять полки еще с вечера, а ночью сам великий князь выезжал на разведку в «поле» между русскими и золотоордынским станами.

Переправившись, великий князь приказал разрушить позади войска мосты: он хотел сражаться до конца. С военной точки зрения это было рискованным, но очень выгодным маневром. Широкая и полноводная река прикрывала теперь русское войско с тыла от возможного удара литовского войска, которое находилось всего в одном переходе от места сражения.

Прикрыв тыл своего войска рекой, Дмитрий Иванович применил новаторский для своего времени тактический маневр. Военные историки считают, что к признанию положительного значения реки в тылу войска западноевропейская теоретическая мысль пришла только спустя четыре столетия, в период «тридцатилетней войны» 1618—1648 гг.

Русское войско переправлялось через Дон в 1—2 километрах от устья р. Непрядвы, где-то близ современной деревни Татинки Куркинского района Тульской области. Полки великого князя Дмитрия «вышли в поле чисто в Ордынской земле на устье Непрядвы», совсем немного опередив Мамая. В ночь с 7 на 8 сентября ордынцы подошли к Красному холму, откуда до места переправы было всего 6—7 километров. Но они опоздали. Русские войска уже успели закончить без помех переправу и выйти первыми на Куликово поле. Они сосредоточивались и принимали боевой порядок за холмами, невидимые для ордынских «сторожей», чтобы утром спуститься в низину между долинами р. Смолки и Нижнего Дубяка. По свидетельству летописца, «начал князь великии с братом своим Владимиром Андреевичем и литовскими князьями до шестого часа полки уряжать» (что по современному счету времени примерно соответствует 10 часам вечера). «Расставлял» полки Дмитрий Боброк-Волынец, которого летописцы называли «нарочитым воеводой и полководцем и изрядным во всем». Построение полков, таким образом, было закончено вечером 7 сентября, до наступления темноты.

Русский строй был сомкнутым и глубоким, способным выдержать сильные лобовые атаки ордынской конницы. Великий князь Дмитрий выделил частный резерв, который стоял несколько позади и слева от главных сил, и сильный общий резерв — «засадный полк». Неожиданным для Мамая было выделение «сторожевого полка» как особой тактической единицы. «Сторожевой полк» не только выполнял функции боевого охранения: его задачи были шире. Выдвижение перед главными силами «сторожевого полка» держало на почтительном расстоянии от основного строя конных ордынских лучников. Они не могли, как всегда делали раньше, еще до битвы обстрелом нанести потери русским полкам, внести замешательство в их ряды. Из рук Мамая было выбито грозное ордынское оружие — «наезды» лучников, тысячи стрел, которые могли обрушиться на русских «пешцев».

Всего в русском строе было пять линий. Впереди встал «сторожевой полк» под командованием князей Семена Оболенского и Ивана Тарусского, за ним — передовой полк князей Дмитрия и Владимира Всеволожских. Он должен был принять на себя первый удар ордынской конницы, задержать и ослабить ее. Только после этого в сражение вступали главные силы русского войска, плотно перекрывавшие все пространство между устьями Нижнего Дубяка и Смолки — большой полк, полки правой и левой руки. Командовали ими тысяцкий Тимофей Вельяминов, литовский князь Андрей Ольгердович и коломенский тысяцкий Микула Вельяминов, князья Василий Ярославский и Федор Моложский. Позади главных сил был оставлен сильный отряд другого Ольгердовича — князя Дмитрия, выполнявший роль частного резерва. Видимо, великий князь допускал прорыв ордынцами своего левого фланга и оставил силы, чтобы подкрепить главные силы. И, наконец, за левым флангом русского войска, в Зеленой Дубраве, прятался общий резерв — отборный засадный полк под командованием Андрея Владимировича Серпуховско-Боровского и лучшего воеводы Дмитрия Боброка-Волынца. Если Мамай прорвется по левому флангу, он должен был неминуемо подставить свой фланг и тыл под удар засадного полка. Местом засады выбрали возвышенность южнее современного села Монастырщина Кимовского района Тульской области, заросшую дубовым лесом. Это и была знаменитая Зеленая Дубрава.

Основной тактической идеей построения русских полков на Куликовом поле было вынудить ордынцев к невыгодной для них фронтальной атаке, сдержать натиск Мамая и неожиданным ударом засадного полка решить исход сражения. Победа ковалась Дмитрием Ивановичем еще до начала сражения. Различные источники дают свои «варианты» росписи князей и воевод по полкам, но в общей характеристике боевого построения они сходятся. Шестиполковое построение, которое было новинкой для того времени, обеспечивало более маневренное управление войсками во время сражения.

Не покидая своих мест в боевом строю, русские воины ждали рассвета. И оно пришло, утро Куликовской битвы. «Настал 8 день месяца сентября... На рассвете в пятницу, на восходе солнца, была мгла как дым. И начали знамена простираться... ратные трубы трубить. Уже русские кони оживились от трубного зова, каждый воин под своим знаменем. Радостно видеть стройные полки, расставленные крепким воеводой Дмитрием Боброком-Волынцем. Когда же настал седьмой час утра... начали с обеих сторон трубы трубить страшно... и сливались голоса трубные в единый голос, слышать страшно. Полки обеих сторон еще друг друга не видят, потому что утро мглистое, как дым, но земля грозно стонет... Обширное поле Куликово перегибается, реки выступили из своих берегов, потому что никогда не было столько людей на том месте». Так описывает автор «Сказания о Мамаевом побоище» канун знаменитой битвы.

Великий князь Дмитрий Иванович в последний раз объехал полки, воодушевляя воинов. «Ныне же, братья, — призывал он, — устремимся на битву, от мала до велика, победными венцами увенчаемся!» Затем переоделся в доспехи простого дружинника и поехал в первые ряды войска, чтобы собственноручно биться с ордынцами.

Туман постепенно редел. Вперед, в низину между истоками Нижнего Дубяка и Смолки, первым спустился «сторожевой полк». Он и столкнулся с ордынским авангардом. Воеводы «сторожевого полка» выполнили поставленную перед ними задачу. Ордынские конные лучники, которые, как всегда, кинулись вперед, чтобы засыпать русский строй ливнем стрел, были встречены в поле ратниками «сторожевого полка» и отбиты. Не случайно в летописях отсутствовали даже упоминания о лучниках и о потерях, которые они могли бы нанести русскому войску. Начало битвы было выиграно Дмитрием Донским. Его противнику оставалось только искать победу в «прямом бою», во фронтальной атаке.

«В шестом часу дня» (примерно 11 часов утра. — В.К.) началось сближение главных сил. Русские полки, сохраняя общий строй, поднялись на возвышенность. На противоположном краю низины появились массы ордынской конницы, черные ряды генуэзской пехоты. Солнце стояло уже высоко, туман рассеялся, и противники впервые увидели друг друга. «И страшно было видеть две силы великие, съезжающиеся на скорую смерть». По словам современника, «русская сила в светлых доспехах, как река льющаяся, как море колеблющееся, и солнце светло сияло на ней, лучи испуская».

Сам Мамай «с тремя князьями своими большими взошел на высокое место, на холм, и тут стал, хотя видеть человеческое кровопролитие». На Красном холме, вдали от рукопашной сечи, Мамай оставался до конца сражения. Ордынцы наступали в обычном для них боевом порядке: сильный центр, состоявший из пехоты и конницы; «крылья» отборной конницы, которые должны были нанести решающие удары; общий резерв, спрятанный до времени позади Красного холма. Порядок был привычным для ордынского полководца, но развернуть его на Куликовом поле полностью, охватить «крыльями» конницы фланги противника Мамай, как мы уже говорили, не смог: поле битвы оказалось не подходящим для такого маневра. Поэтому пришлось перестраиваться на ходу. Мамай усилил центр, поставил там фалангой тяжелую генуэзскую пехоту, чтобы одним ударом сломить русский большой полк. Одновременно вперед двинулась на флангах ордынская конница. «И встретились полки, пошли навстречу, и гудела земля, горы и холмы тряслись от множества воинов бесчисленных».

Столкновению предшествовал еще один героический эпизод — поединок богатырей. «Уже близко сходятся сильные полки, — повествовал летописец, — выехал громадный татарин из великого полка татарского, показывая свое мужество перед всеми. Увидев его, старец Александр Пересвет выехал из полка и сказал: «Этот человек ищет равного себе, я хочу встретиться с ним!» И возложил старец на голову вместо шлема куколь (монашеский суконный колпак. — В.К.), а поверх одежды надел свою мантию. И сел он на коня своего, и устремился на татарина, и ударились крепко копьями, и копья переломились, и оба упали с коней своих на землю мертвыми, и кони их пали».

В дальнейшем церковники постарались придать подвигу «изящного послушника инока Пересвета» чисто религиозную окраску. Пересвет, говорили они, сразил ордынского богатыря Темирь-Мурзу потому, что будто бы был «вооружен схимою» и «взял в руки посох преподобного отца Сергия», а сам отличался подвижнической жизнью и «святостью». Но на самом деле Пересвет вовсе не был смиренным, отрешенным от мирской жизни схимником. Судя по скупым летописным рассказам, «Пересвет — чернец, Любечанин родом», был профессиональным воином, происходил из брянских бояр и, поступив на службу в Троицу, оставался при своей прежней «специальности». Летописцы подчеркивали его военное мастерство и физическую силу. «Сей Пересвет, когда в миру был, славный богатырь был, великую силу и крепость имел, величеством же и шириною всех превзошел и умел был к воинскому делу и наряду!»

Огромные рати сошлись в яростной сече. Всеми силами ордынцы обрушились на передовой полк, и «была брань крепкая и сеча злая». Почти весь полк погиб, «как сено посечено», но и наступательный порыв ордынцев был ослаблен. В дело вступил большой полк, защищавший центр русского строя. Началась упорная сеча, которая непрерывно продолжалась четыре часа, «с шестого часа до девятого». Летописец повествовал: «Сошлись обе силы великие вместе надолго, и покрыли полки поле на десять верст от множества воинов, и была сеча ожесточенная и великая и бой упорный, сотрясение весьма великое; от начала мира не бывало у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси. Когда бились они с шестого часу до девятого, пролилась как дождевая туча кровь обоих — сыновей русских и поганых; пало, бесчисленное множество трупов мертвых... смешались и перемешались, каждый ведь своего противника стремился победить».

Летописцу вторит автор «Сказания о Мамаевом побоище», добавляя красочные детали: «Крепко сражались, жестоко друг друга уничтожали, не только от оружия, но и от великой тесноты под конскими копытами умирали, потому что нельзя было вместиться на том поле Куликовом: то место между Доном и Непрядвою было тесным. Выступили из полков кровавые зори, а в них сверкали сильные молнии от блистания мечей. И был треск великий и шум от ломающихся копий и от ударов мечей, так что нельзя было в тот горький час обозреть это грозное побоище... Уже многих убили, многие русские богатыри погибли, как деревья приклонились, точно трава от солнца усыхает и под копыта постилается...».

Большой полк выстоял, несмотря на большие потери, снова и снова смыкал строй, «и вновь укреплялся стяг». Не удалось ордынцам прорвать и полк правой руки. Тогда Мамай перенес главный удар на левый фланг русского войска. Замысел его состоял в том, чтобы сосредоточить там превосходящие силы (за счет введения в бой своего общего резерва), обойти русский большой полк, прижать его к Непрядве и уничтожить. Надо сказать, что частично выполнить этот план Мамаю удалось; фронт полка левой руки был прорван ордынцами, их силы начали обтекать большой полк, рвались к переправам. Но они не подозревали о засадном полке, спрятанном великим князем Дмитрием в Зеленой Дубраве, и это погубило Мамая.

Нужно отдать должное выдержке и воинскому мастерству предводителей засадного полка. Ордынцы уже теснили с фланга большой полк, русские воины погибали в неравной сече. Но воевода Дмитрий Боброк-Волынский медлил. Еще нужно было выжидать. Преждевременный удар засадного полка не переломил бы ход битвы. Мамай мог повернуть свои резервы против засадного полка и остановить его. С другой стороны, запоздалое вмешательство засадного полка обрекало на гибель воинов большого полка, с трудом отбивавших фронтальные и фланговые атаки ордынцев.

Драматизм момента хорошо передает автор «Сказания о Мамаевом побоище». «Видя такой урон... князь Владимир Андреевич не мог терпеть и сказал Дмитрию Волынцу: «Какая польза в стоянии нашем, какой будет у нас успех, кому будем пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны жестоко погибают, как трава, клонятся!» И сказал Дмитрий Волынец: «Беда, князь, велика, но еще не пришел наш час»... Сыны же русские в полку его горько плакали, видя своих друзей, побиваемых погаными, непрестанно стремились они в бой... Волынец же запрещал им, говоря: «Подождите немного... будет ваше время»... Пришел восьмой час, и южный ветер потянул позади нас... И закричал Волынец громким голосом: «Князь Владимир, время приспело!»... Выехали из дубравы зеленой, точно соколы приученные оторвались от золотых колодок, ударили на великие стада журавлиные... И побежал Мамай сам девятый, как серый волк... Многие же сыны русские гнались вслед Мамаю, но не догнали его: уже кони их утомились, а сами они сильно устали. Руки русских сынов уже устали, не могли убивать... а мечи их и сабли притупились».

Автор «Сказания» верно описывает перелом, внесенный в ход битвы неожиданным ударом засадного полка. Ордынцы, не ожидавшие удара в тыл, пришли в замешательство. Ударная группировка их конницы была разрезана надвое. Передовые ордынские тысячи, оказавшиеся позади боевого порядка русских полков, побежали дальше, к р. Непрядве, где многие из них погибли — берега реки были крутыми, высокими. Остальная конница побежала обратно, к Красному холму.

Почти одновременно с ударом засадного полка перешли в наступление конные и пешие воины полка правой руки и большого полка. В этом проявилось воинское мастерство воевод, которые правильно оценили обстановку и. приняли единственно правильное решение: поддержать атаку засадного полка активностью остальных полков. После этого отступление ордынцев приняло характер беспорядочного бегства.

Мамай ничем не мог помочь гибнувшей коннице, он уже раньше ввел в прорыв на русском левом фланге все свои резервы. Бегство самого Мамая еще больше усилило панику. Русские всадники «погнались за ними, избивая и рубя без милости... И гнали их до реки Мечи, и там бесчисленное множество бежавших погибло. Княжеские же полки гнали их, избивая, до стана их, и захватили многое богатство и все имущество их». Так заканчивает летописец описание Куликовской битвы8. Преследование было всеобщим. Так, в засадном полку «ни один человек не остался под знаменем», все гнались за убегавшим врагом. Русская конница преследовала ордынцев почти 50 километров; главные силы ордынского войска были уничтожены.

Вечером воины стали возвращаться на поле битвы, где уже были подняты полковые стяги. «Уже и день кончился, солнце заходило, затрубили во всех полках русских в трубы, — повествует автор «Сказания». — Грозно и жалостно смотреть на кровопролитие русских сынов: человеческие трупы, точно великие стога, наворочены, конь не может быстро через них перескочить, в крови по колено бродят, а реки три дня текли кровью». Начали считать потери, и они оказались огромными. «Говорит боярин московский, именем Михайло Александрович, а был в полку у Микулы у Васильевича, умел он хорошо считать: "Нет у нас 40 бояринов московских, да 12 князей белозерских, да 13 бояринов-посадников новгородских, да 50 бояринов Новгорода Нижнего, да 40 бояринов серпуховских, да 20 бояринов переяславских, да 25 бояринов костромских, да 35 бояринов владимирских, да 50 бояринов суздальских, да 40 бояринов муромских, да 33 бояринов ростовских, да 20 бояринов дмитровских, да 70 бояринов можайских, да 60 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углицких, да 20 бояринов галицких. А молодым людям счета нет..."».

Всего в сражении погибло 12 князей и 483 боярина, что, по подсчетам историков, составляло примерно 60% «командного состава». Что же касается общих потерь, то в летописях на этот счет нет сколько-нибудь достоверных сведений. Историки полагают, что погибла примерно половина русского войска — таким кровопролитным было это великое сражение. Однако ордынцев погибло еще больше, особенно во время бегства. Летописцы утверждали даже, что «поганых вчетверо избили». Огромные потери Мамая вполне объяснимы. В «прямом» рукопашном бою ордынцы, имевшие слабое защитное вооружение, должны были потерять много воинов. После разгрома на Куликовом поле Мамай так и не сумел собрать нового войска. Вскоре он погиб в междоусобной борьбе со своими соперниками.

Победа на поле Куликовом сразу изменила стратегическую обстановку. Великий литовский князь Ягайло поспешно отступил. По словам летописца, «Ягайло Ольгердович и вся сила его услышали, что у великого князя с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай, будучи побежден, побежал, тогда Литва с Ягайло побежали назад с большою быстротою, не будучи никем гонимы». Князь Олег Рязанский поспешно «отъехал» к литовскому рубежу, спасаясь от возможного гнева Дмитрия Ивановича. Победа была полной. Погибших русских воинов похоронили на Куликовом поле, на том месте, где ныне находится село Монастырщина. Из вековых дубов Зеленой Дубравы «срубили» храм в память павшим героям. 21 сентября русское войско вернулось в Коломну, к месту первоначального сбора полков, а 1 октября великий князь Дмитрий Иванович и его соратники торжественно въехали в Москву. Война была закончена.

Куликовская битва явилась триумфом великого князя Дмитрия Ивановича, которого народ в память победы на Дону стал называть Донским. Дмитрий Донской не только разработал блестящий стратегический план войны с Мамаем и сумел последовательно провести его в жизнь, но и показал во время «Мамаева побоища» большое личное мужество и самопожертвование. Как простой ратник, он сражался с мечом в руках на самых опасных местах, сначала в «сторожевом полку», затем в самом центре русского строя. По словам летописца, Дмитрий Донской «бился... став на первом сступе, и много ударяли по голове его, и по плечам его», однако крепкие доспехи спасли жизнь великого князя. «Все доспехи его избиты и пробиты, но на теле его не было ни одной раны. А бился он... лицом к лицу, став впереди в первой схватке, справа и слева от него дружину его били, самого его обступили вокруг, как обильная вода по обе стороны, много ударов ударялось по голове его и по плечам и по животу, но от всех ударов бог защитил его в день битвы, и таким образом среди многих воинов он сохранен был невредимым».

Сохранили летописи и рассказы очевидцев об участии Дмитрия в битве. Одни видели, как он «шел пешим с побоища, тяжко раненый». И на него наезжали три всадника-ордынца, другие дополняли, что Дмитрия Донского «с коня сбили», но «он же сел на другого коня». Князь Владимир Андреевич после битвы стал расспрашивать очевидцев. «И сказал ему первый самовидец, Юрка-сапожник: "Я видел его, государя, на третьем часу, сражался он железной палицей". Второй самовидец, Васюк Сухоборец, сказал: "Я видел его в четвертом часу, бился он крепко". Третий сказал Сенька Быков: "Я его видел в пятом часу, бился он крепко". Четвертый же сказал Гридя Хрулец: "Я его видел в шестом часу, бился он крепко...". Некто же именем Степан Новосельцев, тот сказал: "Я видел его в седьмом часу, крепко сражавшимся перед самым твоим выездом из дубравы, шел он пеший с побоища, тяжко раненый"».

Не случайно в грозную осень 1941 г. имя Дмитрия Донского было названо среди имен величайших русских полководцев, подвиги которых вдохновляли советских воинов на священную войну с фашизмом: Александра Невского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Память о Дмитрии Донском навечно сохранится в народе.

Примечания

1. Ашурков В.Н. На поле Куликовом. 3-е изд. Тула, 1976; Карасев А.В., Оськин Г.И. Дмитрий Донской. М., 1950; Уклеин В.Н. Куликово поле. М., 1971; и др.

2. См.: Очерки истории СССР. XIV—XV вв. М., 1953, с. 222—226; История СССР: С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1966, т. II, с. 91—94.

3. Строков А.А. Указ. соч., с. 286—297; Разин Е.А. Указ. соч., с. 283—288; Кирпичников А.Н. Указ. соч., с. 17—18.

4. Луцкий Е.А. Куликово поле. — Истор. журн., 1940, № 9; Тихомиров М.Н. Куликовская битва. — Вопр. ист., 1955, № 8; К 575-летию Куликовской битвы. — Вопр. ист., 1955, № 12; Каргалов В.В. Куликовская битва. — Препод. ист. в школе, 1972, № 5.

5. Тихомиров М.Н. Средневековая Москва XIV—XV вв. М., 1957, с. 368—372; Черепнин Л.В. Указ. соч., с. 612—622; Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV—XVI вв. М., 1963, с. 61—65 и др.

6. Повести о Куликовской битве, с. 335.

7. Там же, с. 212.

8. Там же, с. 235.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика