Господин Великий Новгород
На обоих берегах реки Волхова раскинулся величайший из средневековых городов-республик Европы. Берега реки, поделенные на пристани, были густо уставлены кораблями разных стран и народов. Временами они покрывали Волхов так, что пожар с одного берега по судам перебрасывался на другой. Город был обнесен могучими стенами, а вокруг него располагались кольцом укрепленные монастыри. В центральной части высился кремль, защищавший гордость новгородцев — собор Софии, символ государственного суверенитета. «Где святая София — тут и Новгород!» — говаривали граждане, свысока смотревшие на подвластные князьям города.
Сами-то они издревле не допускали, чтобы в Новгород «сажали» князей из стольного града Киева, но только «вводили» к себе князя (и при нужде изгоняли), а еще лучше — «выкармливали» с малолетства. Когда в 1118 г. Владимир Мономах вызвал новгородских бояр в Киев, чтобы заставить присягнуть на верность своему внуку, князю Всеволоду, некоторых из них пришлось за непокорство заточить. Вот как, по рассказу былины, говорил один из узников, сотник Ставр (которого потом молода жена еле вызволила из «погребов глубоких»):
«Ой, глупые бояре, неразумные,
Они хвалятся градом Киевом...
А что за ограда во Киеве
У ласкова князя Володимера?
У меня ли, у Ставра, широкий двор
Не хуже будет города Киева!»
Конечно же, былинный герой несколько преувеличивает. Но во времена Александра Новгород, застроенный как скромными домами бедноты, так и преобширнейшими дворами знати, был воистину огромен. Одна окружность его укреплённого вала составляла 6 км! За этими укреплениями жило 40 тыс. горожан, в городе и вокруг него стояло 40 монастырей (вдвое больше, чем во Владимире, и в 40 раз больше, чем в Переяславле). Ни Владимир, ни Венеция, ни Киев, ни Любек, ни Чернигов, ни Бремен, ни даже разорённый крестоносцами Царьград не могли с ним сравниться! Населённости, богатству и властолюбию Новгорода уступали даже Смоленск и Галич, не то, что такие мелкие селения, как Париж и Лондон. Так что пафос сказителей былины был оправдан. Не ошиблись былинники и в итогах конфликта Ставра Годиновича со товарищи с Великим князем Киевским.
В 1136 г., как писал в летописи знаменитый новгородский математик Кирик, «не восхотели люди Всеволода». Горожане восстали и изгнали князя с его приспешниками, конфисковав имущество сторонников княжеской власти. С той поры новгородцы управлялись сами, нанимая князей главным образом для военных нужд и ставя власть города выше всех земных правителей. Если почти все воины Европы писали на знаменах: «С нами Бог!», то новгородцы шли в бой с кличем: «Кто на Бога и Великий Новгород!»
Источником власти в республике было народное собрание — вече. Оно избирало главного управителя — посадника, а также воеводу — тысяцкого, в мирное время ведавшего торговыми делами вместе с архиепископом и руководством купеческих корпораций. Архиепископа новгородцы именовали владыкой и гордились, что по рангу он был на Руси вторым духовным лицом после митрополита Киевского. Софийскому дому — резиденции владыки в Новгородском кремле — принадлежали огромные земельные владения, а вместе с духовными властями (архимандритами и игуменами, священниками крупнейших соборов — протопопами) архиепископ играл очень важную роль в решении судеб республики.
Боярские роды и их политические объединения, купеческие корпорации, кончане (выборные главы пяти районов города — концов) и уличане (предводители свободного населения улиц) обычно оказывали определяющее влияние на вечевые постановления. Случалось, однако, что народ — «простая чадь» — приходил в сильное негодование от деяний властей и закулисных сделок сильных мира сего. Тогда мятеж обрушивался на видных деятелей республики. В 1209 г. несметные богатства посадника Дмитра Мирошкинича были разделены восставшими «по зубу, по 3 гривны по всему граду». Через 20 лет, уже при Александре Ярославиче, «взмятеся весь град» против архиепископа Арсения и тысяцкого Вячеслава, оружие погуляло и по боярским дворам. В результате был поставлен другой архиепископ, а одним из его помощников сделали мастера Микифора-щитника.
Стоя на перекрестке мировых торговых путей, Новгород вел обширную торговлю с русскими княжествами, с Востоком и Византией. Он тесно сотрудничал с купечеством балтийского острова Готланд, Дании и Швеции. В немецком граде Любеке, который со временем возглавил Ганзейский торговый союз, новгородские купцы держали торговый двор еще с XII в., как и в Киеве. В свою очередь, западные купцы имели Немецкий и Готский дворы в Новгороде. Договоры с торговыми городами Балтийского берега, а позднее — с Ганзейским союзом, охраняли интересы русского купечества, дозволяя иноземцам только оптовую торговлю с новгородскими посредниками.
Отличием Новгорода от западных городов-республик, даже таких могучих, как Венеция и Генуя, была его огромная государственная территория, простиравшаяся от Балтики до Ледовитого океана и Урала. Она не только являлась неистощимым источником пушнины, моржовой кости, охотничьих соколов и прочего драгоценного товара. Хозяйственное освоение Севера и большей частью мирное включение тамошних народов в орбиту русской цивилизации давало ремесленно-торговому Новгороду и его форпостам-пригородам прочную экономическую базу.
* * *
За огромные доходы, которые давал наёмным князьям Новгород, боролись три основные группировки Рюриковичей: князья владимирские, черниговские и смоленские. Но в описываемый момент лидер смоленских князей, Мстислав Удатный, лихо воевал в Западной Руси, предоставив свои шансы на правление и партию сторонников в Новгороде зятю Ярославу и его родичам. В свою очередь, новгородцы явно не хотели приглашать к себе властолюбивого Ярослава, предпочитая его более смирных братьев и племянников, а то и хуже — князей черниговских.
Новгородский куш для князей был велик. Они не имели права заводить в новгородских землях свои владения, но получали дани с подданных республике земель, долю таможенных сборов и немалые судебные пошлины. Творить суд, как и защищать город своей дружиной, князья обязывались изначально, со времён легендарного Рюрика. Собственно, они и приглашались как третейские судьи и «третья сила», помогавшая новгородцам не перебить друг друга в междоусобной борьбе «золотых поясов» за власть, владения и доходы.
Гражданам было не жалко отдавать за это князю 2—3 тыс. гривен в год (в среднем около 1 тыс. кг серебра). Доходы республики, денежный запас которой хранился архиепископом (во избежание расхищения враждующими кланами), были гораздо выше! Но для князей, как бы ни обширны были их владения и сильны дружины, получить такие деньги иначе, чем с крупного торгового города (по доходности после Новгорода следовали Галич и Смоленск), было невозможно ни данями, ни удачным военным походом. Новгородский стол был воистину лакомым куском!
Однако любому князю жилось в Новгороде неспокойно. Далеко не всем удавалось продержаться в нём хотя бы один «финансовый год». В 1225 г. князь Михаил Всеволодович, при котором было «легко» Новгороду, вернувшись из похода, неожиданно заявил: «Не хочу у вас княжить, иду к Чернигову». Новгородцы, согласно местной летописи, молили князя остаться, но не смогли умолить и проводили с честью1. Обычно это формулировка лукаво прикрывает факт, что одна группа «золотых поясов» насолила князю так, что он решил уйти, а другая была недовольна его уходом. Но в данном случае, похоже, новгородцы всерьёз опечалились.
Дело в том, что в прошлом году (год новгородцы считали с 1 марта) владимирские князья, в том числе Ярослав, во главе с великим князем Юрием Всеволодовичем двинулись на Новгород большой войной, требуя выдать им на расправу лидеров ненавистной «черниговской» партии во главе с посадником Иваном Дмитровичем. Но, вопреки ожиданиям; военная угроза южан лишь объединила Новгород. Летопись повествует, что республика собрала войска со всех земель, оградила город полевыми крепостями, а дороги — заставами. Граждане (конечно, не все, но многие) «хотели умереть за Святую Софию о посаднике о Иване о Дмитровиче».
Узнав об этих сборах, владимирские князья дрогнули, памятуя о том, как страшны новгородские «пешцы» даже против лучшей дружины. Юрий Всеволодович сам пошёл на компромисс, предложив гражданам в князья черниговца, но всё-таки своего шурина, князя Михаила Всеволодовича. А вскоре Михаилу пришлось идти с дружиной на Юрия, отнимать у него награбленное в Торжке! Не мудрено, что после этого похода, закончившегося, к счастью, мирно, даже горы новгородского серебра его не прельщали...
А новгородцам до зарезу нужен был князь: с запада их владениям всерьёз грозила воинственная Литва. Напрягши свои великие умы, бояре и купчины пришли к соломонову решению. Так и быть, постановили они, призовём на стол знатного ратоборца Ярослава. Но в противовес ему сделаем владыкой могучую личность — самого Антония! Уж этот архиепископ найдёт укорот властолюбию Всеволодовича...
Примечания
1. О событиях 1224—1225 гг.: НПЛ. С. 64.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |